А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Что же вы сами делаете здесь, хозяин? - хотела спросить Олив, но не спросила. Еще целый день по возвращении в порт она никак не могла отделаться от ощущения липкой нечистоты. Потом это прошло и понемногу забылось. 21 Не дом это был для нее, а пристанище, почти вокзал: недаром ей снились паровозные свистки и мучил по ночам запах угольной гари. Она просыпалась в панике и страхе опоздать куда-то, но никогда не помнила снов. И, открыв в темноту глаза, лежала и ждала утренних сумерек. Начиналось движение за окнами, за забором, кричали петухи, вдали плыло мычание стада. Тогда она засыпала вновь. Не дом, а пристанище. Она знала заранее, что будет именно так, но очень хотела ошибиться и почти уверила себя в том, что ошибается, ошибается... Но ей просто позволили здесь жить, и все. Будто ничего не случилось. Она знала, что будет именно так. Это бесило ее. Бешенство мешало плакать. А может, не бешенство, а что-то другое, чему она не знала названия. Но глаза всегда оставались сухими, и по утрам, глядя на свое отражение, она говорила себе: стерва. Костлявая стервозная сука. Убила бы... Она отнюдь не была костлявой, лицо и плечи округлились, грудь поднялась. Живот все еще оставался плоским, но она понимала: это ненадолго. Она не хотела признаваться себе самой в своем обессиливающем страхе перед собственным телом, перед его изменениями, перед тем, что ему предстоит. Это была тайна, равная тайне смерти. Почему я не умерла тогда? и тогда?.. и тогда? Как было бы легко... далее